Ландаун и Конслаев - Валерий Ланин

Вот это стихотворение, которое своей безыскуственностью да и темой, напомнило мне «Горные вершины» / Спят во тьме ночной»:

Утешься, опавшийЛист у дороги.В сон запоздавшийСкинь все тревоги.Скоро за синейСкроется дымкойВсё, что как иней,Ломко и зыбко…И ещё из других стихов:Стереть кресты, стереть преграды,Сыграть в квадратную печать.И невзначай уйти с парада,И снова жизнь свою начать.И:Пески времён,Их след глубокийПрошёл насквозь —В нём мой покой.Иду в пустыне, одинокий,И след стираю за собой.Опять я разболтался.Всех благ. Пиши.

Здравствуй, Валера! Получил ли ты моё письмо с текстами Гаврилова? Я боюсь, не счёл ли ты их нехорошей мистификацией (что-то в этом роде как-то уже было)? Или случилось что и просто не до того? Как сможешь – черкни. ЮВ.

Ландаун – Конслаеву

По эмблеме советую обратиться к Лёне Лемехову, он живёт в Перми, ты его легко найдёшь через Ирину Лаврову, сокурсницу Фаины, племянницу писателя Льва Кузьмина («Шагал один чудак», «Весёлый звездочёт»), в Союзе художников. Мы с напарником сейчас украшаем город Куртамыш – 80 км на юго-запад от Кургана, чистим железобетонный шестиметровый памятник Ленину на площади перед райисполкомом, потом будем его (памятник, не райисполком) лачить в четыре руки (лакировать), солидолом смазывать, формовать, переводить в вечный материал. Мы тут с вечностью работаем…

Куртамыш, обрати внимание, пишется без мягкого знака. Разработчики городской эмблемы, то бишь герба, склоняются к мысли запечатлеть на нём пчелиные соты, исходя из мифической «тюркской» этимологии, что «Куртамыш» – это якобы «пчелиное место». Но как заметил местный лингвист Свинкин (кстати, Югов, известный переводчик и комментатор «Слова о Полку Игореве» родился в Куртамыше), как заметил Свинкин, если бы древние тюрки захотели назвать речку, от которой взял название город, «пчелиным местом», то назвали бы её Умарта куртылаг. «Топооснова названия реки Куртамыш – курт – во всех тюркских языках переводится только, как „червь“ (А и МЫШ словообразующие аффиксы), все же остальные названия мелких гадов и насекомых со словом курт сформировались в словосочетаниях, например, кара курт (паук), куба курт (мокрица), курт хавы (раковина улитки), умарта курты (пчела), ала курт (овечья блоха) и т.д.»

Это присказка. Свинкин идёт дальше. Он лишает зауральский посёлок городского типа Каргополье – 80 км к северо-западу от Кургана – его Олонецкой прародины. Не архангелогородцы основали Каргополье на реке Миасс в бассейне Иртыша, где мы с напарником скоро начнём возводить мемориал павшим в Великой отечественной войне землякам. «Слово „кар-" в словосочетании „карга пол“ первоначально имело значение „предплечье“ в среднеазиатском ареале, затем вошло в иранскую по происхождению систему мер, став эквивалентом с тюркским названием „аршин“, базовое антропонимическое значение которого – „длина предплечья“. Тюркский аршин составляет около 60 см. "-Га“ является аффиксом приблизительности в тюркских числительных. Второе слово „пол“ – результат оглушенности общетюркского глагола состояния „бол“ – „иметь место, бывать, случиться“, что характерно для начальных звуков в словах западносибирского татарского диалекта. Для примера можно вспомнить исследованное мной (Свинкиным. – Ландаун) древнетюркское название реки „То бол“ – „переполненная бывает“, т.е. временами разливающаяся река. <…> Название каргапольской переправы через Миасс, как всегда кратко, но ёмко в тюркских языках выражено во фразе – [глубина] „около аршина бывает“. Подобная глубинная характеристика давалась не только переправам, но и часто водоёмам. Река Кочердык, приток реки Уй, переводится как [вода] „оси телеги касается“, где „кочер“ – „ось телеги“, а „дык“ – „касаться“. Этимология многочисленных зауральских малых речек и ручьёв Чёрная, Чернявая, Чернавка и т. п. выражается в значении [глубина] „равна малой пяди“ (малая пядь равна расстоянию между слегка раздвинутыми указательным пальцем и мизинцем), где „сере“ (на диалекте западносибирских татар „чере“) – „малая пядь“, а „нак“ – определительно-уточняющая логико-смысловая частица…»

С последним утверждением А. А. Свинкина (о малой пяди) я не соглашусь, но об этом как-нибудь в другой раз. Тут так всё зыбко, болотно, непостоянно. Настоящая западносибирская низменность. «Неупиваемая» «Чаша», из которой кормится СССР. На том месте, где мы с моим мастером, Анатолием Юрьевичем, второй месяц скребёмся с циклями в десницах на лесах вокруг памятника нашему «кормильцу», раньше, до памятника Ленину, стоял памятник царю Александру II.

Насчёт метафизики ты прав. Это такая рутинная повседневность, что я перестал обращать на неё внимание. В замкнутой вселенной все новости даны сразу. Сразу, впрочем, не значит одномоментно…

Ты привёл цитату из Мальро. Мне это так ясно, как простая гамма. «Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет и – выше.» Где-то так. Хоть это и ставит меня по отношению к тебе (но ты первый начал) в положение пушкинского Сальери перед Моцартом. Лучше вспомним Витгенштейна: «Мистическое не то, как мир есть, но то, что он есть». А он (мир) есть. И в этом «есть» нет и не может быть ответа на вопрос «почему и зачем он есть?». В Москве на эту тему пишет Чанышев. Посмотри в последнем номере «Вопросов философии» его «Трактат о небытии». Я лишь вслед за философом (и, наверное, писателем Варламом Шаламовым) повторю, что просить, искать и стучать («Просите – и получите, ищите – и найдете, стучите – и вам откроют. Каждый, кто просит, получает, и кто ищет, находит, и кто стучит – тому откроют.» От Матфея 7:7—8) – это скучная потребительская идеология. Вопрос «почему всё есть, а не наоборот?» нужно опустить как бессмысленный.

Куртамыш в переводе «извилистая».

Тексты Гаврилова получил. Спасибо.

Привет родителям.

Конслаев – Ландауну

Ты уж извини, меня, подлеца, но с пиесой я зарапортовался и напрочь забыл, что я писал сам в качестве ейного продолжения. Можно было, конечно, и на это не обращать внимания, но это уж совсем как-то легко и необязательно. Впрочем, если у тебя есть руководящие идеи…

Посылаю тебе все вышедшие на сегодняшний день №№ «Пари?». Газету эту придумала Катя Соколовская (она училась вместе с Горлановой, м.б. ты её и помнишь. К тому же она жена писателя земли Русской Вл. Соколовского, взявшего её фамилию и под ней частично широко известного), но с самого начала она выходит при моём непосредственном участии (впрочем, пожалуй, что и посредственном, хотя в этом не только моя заслуга). Денег мне за неё (как как бы соредактору) не платят, только гонорары. За эти три № я получил около 200 рублей, что, вообще говоря, более нежели окупает потраченное на неё время, хотя, понятно, было бы приятнее при тех же расходах получать в 3—4 раза больше (что, возможно, через некоторое время и осуществится)

Но я, собственно, вот к чему. Гонорары довольно большие (особенно для мелочёвки: «фразы», «идеи», карикатуры), в 2—3 раза больше чем в других пермских газетах. Так что: милости просим к нашему шалашу.

«Инициатива», под крышей которой происходит эта газета, приобретает в данный момент что-то среднее между персональной ЭВМ и типографией за 355 тысяч и собирается, естественно, расширять свою издательскую деятельность. Катя рвётся издавать газету для маленьких деток, есть и ещё разные идеи – на потом.

Ну, вобщем, погляди, посмотри.

P.S. №2 пришли, пожалуйста, обратно (по дурости разбросались и сами остались без оного №).

Твоим Свинкиным навеяло:

«Семантический» уровень языка

Как только мы избавляемся от способа «ухватывания» действительности, как сама действительность для нас исчезает. То, что мы видим, мы видим глазами. И, разумеется, то, что мы видим именно так, а не иначе, потому, что именно так устроен наш глаз. Но наивно думать, что всё видимое глазами в них и находится. Можно как угодно изучать устройство глаза, но пейзаж никогда не будет результатом этого изучения.

Стремление выявить в языке «семантический уровень» – это стремление выявить в глазу «уровень пейзажа».

Это вовсе не значит, что языкознание должно игнорировать «значение». Это и невозможно, как невозможно изучать зрение, пользуясь только скальпелем и микроскопом. Необходим анализ самого процесса видения, а оно есть результат взаимодействия с действительностью. Как бы мы ни разбирали и ни анализировали устройство самого глаза, мы нигде в нём не обнаружим, например, константности восприятия. Только обнаружив константность, можно найти и механизм в глазу, который её обеспечивает. Но поскольку этот механизм сам константностью не является, он неинтерпретируем до тех пор, пока не обнаружена константность.